Неточные совпадения
Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся лучше приискать какого-нибудь ближнего, на ком бы выместить свою досаду, например, на
слуге, на чиновнике, нам подведомственном, который в пору подвернулся, на жене или, наконец, на стуле, который швырнется черт знает куда, к самым дверям, так что отлетит от него ручка и спинка: пусть,
мол, его знает, что такое гнев.
Ввечеру подавался на стол очень щегольской подсвечник из темной бронзы с тремя античными грациями, с перламутным щегольским щитом, и рядом с ним ставился какой-то просто медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону и весь в сале, хотя этого не
замечал ни хозяин, ни хозяйка, ни
слуги.
Лакей, который с виду был человек почтенный и угрюмый, казалось, горячо принимал сторону Филиппа и был намерен во что бы то ни стало разъяснить это дело. По невольному чувству деликатности, как будто ничего не
замечая, я отошел в сторону; но присутствующие лакеи поступили совсем иначе: они подступили ближе, с одобрением посматривая на старого
слугу.
Вы расстроены, я не
смею торопить вас ответом. Подумайте! Если вам будет угодно благосклонно принять мое предложение, известите меня; и с той минуты я сделаюсь вашим самым преданным
слугой и самым точным исполнителем всех ваших желаний и даже капризов, как бы они странны и дороги ни были. Для меня невозможного мало. (Почтительно кланяется и уходит в кофейную.)
Проводив Клима до его квартиры, она зашла к Безбедову пить чай. Племянник ухаживал за нею с бурным и почтительным восторгом
слуги, влюбленного в хозяйку, счастливого тем, что она посетила его. В этом суетливом восторге Самгин чувствовал что-то фальшивое, а Марина добродушно высмеивала племянника, и было очень странно, что она, такая умная, не
замечает его неискренности.
«Такой же. Изломанный, двоедушный, хитрый. Бесчестный. Боится быть понятым и притворяется искренним.
Метит в друзья. Но способен быть только
слугой».
В одной из них, divan-tavern, хозяин присутствует постоянно сам среди посетителей, сам следит, все ли удовлетворены, и где
заметит отсутствие
слуги, является туда или посылает сына.
— А как бы я не ввязался-с? Да я и не ввязывался вовсе, если хотите знать в полной точности-с. Я с самого начала все молчал, возражать не
смея, а они сами определили мне своим
слугой Личардой при них состоять. Только и знают с тех пор одно слово: «Убью тебя, шельму, если пропустишь!» Наверно полагаю, сударь, что со мной завтра длинная падучая приключится.
Вообще дом был построен на большую семью: и господ, и
слуг можно было бы
поместить впятеро больше.
— Баба — работница, — важно
заметил Хорь. — Баба мужику
слуга.
— А пусть дрыхнет, — равнодушно
заметил мой верный
слуга, — набегался, так и спит.
Маша не обратила никакого внимания на молодого француза, воспитанная в аристократических предрассудках, учитель был для нее род
слуги или мастерового, а
слуга иль мастеровой не казался ей мужчиною. Она не
заметила и впечатления, ею произведенного на m-r Дефоржа, ни его смущения, ни его трепета, ни изменившегося голоса. Несколько дней сряду потом она встречала его довольно часто, не удостоивая большей внимательности. Неожиданным образом получила она о нем совершенно новое понятие.
Когда граф Альмавива исчислил севильскому цирюльнику качества, которые он требует от
слуги, Фигаро
заметил, вздыхая: «Если
слуге надобно иметь все эти достоинства, много ли найдется господ, годных быть лакеями?»
Давеча ваш
слуга, когда я у вас там дожидался, подозревал, что я на бедность пришел к вам просить; я это
заметил, а у вас, должно быть, на этот счет строгие инструкции; но я, право, не за этим, а, право, для того только, чтобы с людьми сойтись.
Багаж главного управляющего заключался всего в одном чемоданчике, что уже окончательно сконфузило Аристашку. Верный
слуга настолько растерялся, что даже забыл предупредить конторских служителей о налетевшей грозе, и сам чуть не проспал назначенные шесть часов. Когда он подал самовар прямо в кабинет, Голиковский вынул из кармана дешевенькие серебряные часы с копеечною стальною цепочкой и, показывая их Аристашке,
заметил...
Кто не
замечал тех таинственных бессловесных отношений, проявляющихся в незаметной улыбке, движении или взгляде между людьми, живущими постоянно вместе: братьями, друзьями, мужем и женой, господином и
слугой, в особенности когда люди эти не во всем откровенны между собой. Сколько недосказанных желаний, мыслей и страха — быть понятым — выражается в одном случайном взгляде, когда робко и нерешительно встречаются ваши глаза!
Чиновники,
мол, обижают, а ведь чиновники-то —
слуги царские, как же,
мол, это так!
Панталеоне, который также участвовал в разговоре (ему, как давнишнему
слуге и старому человеку, дозволялось даже сидеть на стуле в присутствии хозяев; итальянцы вообще не строги насчет этикета), — Панталеоне, разумеется, стоял горой за художество. Правду сказать, доводы его были довольно слабы: он больше все толковал о том, что нужно прежде всего обладать d'un certo estro d'ispirazione — неким порывом вдохновенья! Фрау Леноре
заметила ему, что и он, конечно, обладал этим «estro», — а между тем…
Замечательно, что следом за Варварой Петровной на «свою половину» вошло несколько
слуг; а остальные
слуги все ждали в зале. Никогда бы они не
посмели прежде позволить себе такого нарушения этикета. Варвара Петровна видела и молчала.
Кириллов, никогда не садившийся на коня, держался в седле
смело и прямо, прихватывая правою рукой тяжелый ящик с пистолетами, который не хотел доверить
слуге, а левою, по неуменью, беспрерывно крутя и дергая поводья, отчего лошадь мотала головой и обнаруживала желание стать на дыбы, что, впрочем, нисколько не пугало всадника.
— Слушайте, мошенники, — сказал князь связанным опричникам, — говорите, как вы
смели называться царскими
слугами? Кто вы таковы?
— Я тебе не
слуга, разбойник, — отвечал черный, не показывая боязни, — а тебя повесят, чтобы не
смел трогать царских людей!
Дабы не допустить его до суда тех архиерейских
слуг, коих великий император изволил озаглавить „лакомыми скотинами“ и „несытыми татарами“, я призвал к себе и битого и небитого и настоятельно заставил их поклониться друг другу в ноги и примириться, и при сем
заметил, что дьякон Ахилла исполнил сие со всею весьма доброю искренностью.
Это была особа старенькая, маленькая, желтенькая, вострорылая, сморщенная, с характером самым неуживчивым и до того несносным, что, несмотря на свои золотые руки, она не находила себе места нигде и попала в
слуги бездомовного Ахиллы, которому она могла сколько ей угодно трещать и чекотать, ибо он не
замечал ни этого треска, ни чекота и самое крайнее раздражение своей старой служанки в решительные минуты прекращал только громовым: «Эсперанса, провались!» После таких слов Эсперанса обыкновенно исчезала, ибо знала, что иначе Ахилла схватит ее на руки, посадит на крышу своей хаты и оставит там, не снимая, от зари до зари.
Я одевался поспешно, занятый тревожными моими сомнениями, так что и не
заметил сначала прислуживавшего мне
слугу.
Дело шло к вечеру. Алексей Абрамович стоял на балконе; он еще не мог прийти в себя после двухчасового послеобеденного сна; глаза его лениво раскрывались, и он время от времени зевал. Вошел
слуга с каким-то докладом; но Алексей Абрамович не считал нужным его
заметить, а
слуга не
смел потревожить барина. Так прошло минуты две-три, по окончании которых Алексей Абрамович спросил...
Добиваемся: не было ли еще чего говорено? Расспрашиваем
слугу: не
заметил ли он чего особенного в этих гостях?
Романею подали; гости придвинулись поближе к запорожцу, который, выпив за здоровье молодых, принялся рассказывать всякую всячину: о басурманской вере персиян, об Араратской горе, о степях непроходимых, о золотом песке, о медовых реках, о слонах и верблюдах; мешал правду с небылицами и до того занял хозяина и гостей своими рассказами, что никто не
заметил вошедшего
слугу, который, переговоря с работницею Марфою, подошел к Кирше и, поклонясь ему ласково, объявил, что его требуют на боярский двор.
Проезжая двором, Юрий
заметил большие приготовления:
слуги бегали взад и вперед; в приспешной пылал яркий огонь; несколько поваров суетилось вокруг убитого быка; все доказывало, что боярин Кручина ожидает к себе гостей.
В обширном покое, за дубовым столом, покрытым остатками ужина, сидел Кручина-Шалонский с задушевным своим другом, боярином Истомою-Турениным; у дверей комнаты дремали, прислонясь к стене, двое
слуг; при каждом новом порыве ветра, от которого стучали ставни и раздавался по лесу глухой гул, они, вздрогнув, посматривали робко друг на друга и, казалось, не
смели взглянуть на окна, из коих можно было различить, несмотря на темноту, часть западной стены и сторожевую башню, на которых отражались лучи ярко освещенного покоя.
— «Не вихри, не ветры в полях подымаются, не буйные крутят пыль черную: выезжает то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич на своем коне богатырском, с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко горят; на серебряной цепи висит меч-кладенец в полтораста пуд; во правой руке копье булатное, на коне сбруя красна золота.
Слуга отвечал, что их принесла дама, которая не хотела назваться, но сказала, что он,
мол,"герр Злуитенгоф", по самым этим цветам непременно должен догадаться, кто она такая. Литвинову опять как будто что-то вспомнилось… Он спросил у
слуги: какой наружности была дама?
Слуга объяснил, что она была высокого роста и прекрасно одета, а на лице имела вуаль.
Вот, вот она! вот русская граница!
Святая Русь, Отечество! Я твой!
Чужбины прах с презреньем отряхаю
С моих одежд — пью жадно воздух новый:
Он мне родной!.. теперь твоя душа,
О мой отец, утешится, и в гробе
Опальные возрадуются кости!
Блеснул опять наследственный наш
меч,
Сей славный
меч, гроза Казани темной,
Сей добрый
меч,
слуга царей московских!
В своем пиру теперь он загуляет
За своего надёжу-государя!..
— Ты своего верного
слугу прогнал, как собаку. Любил меня так, как палка любит спину, а теперь так любишь, как спина палку… Я ж тебя просил и
молил, — ты не послушался…
Гувернантка схватила со стола нож и подняла его к своему горлу; верные
слуги схватили ее сзади за руки. Сопротивляться приказаниям князя никто не
смел, да никто и не думал.
Мне казалось, что она их не любила: я всегда
замечала, как ее коробило, когда тетушка, только оправясь с дороги, оставляла с maman своего интересного мужа, а сама начинала ревизовать все закоулки дома и вступала в интимнейшие разговоры с
слугами.
Входя в переднюю, Рославлев, с приметным неудовольствием,
заметил в числе
слуг богато одетого егеря, который, развалясь на стуле, играл своей треугольной шляпою с зеленым султаном и поглядывал свысока на других лакеев, сидевших от него в почтенной дистанции и вполголоса разговаривавших меж собою.
— Не бойся! Я умру не от нее. Ступай скорее! Ямщик, который нас привез, верно, еще не уехал. Чтоб чрез полчаса нас здесь не было. Ни слова более! — продолжал Рославлев,
замечая, что Егор готовился снова возражать, — я приказываю тебе! Постой! Вынь из шкатулки лист бумаги и чернильницу. Я хочу, я должен отвечать ей. Теперь ступай за лошадьми, — прибавил он, когда
слуга исполнил его приказание.
Дай бог, повторяю я, преданнейший
слуга и брат твой, усердно
моля за тебя умершего на кресте спасителя, чтобы все великие и святые обязанности женщины стали для тебя ясны, как ясно это солнце, освещающее дорогой для всех нас день твоего совершеннолетия (солнце ярко и весело смотрело в окна через невысокие деревья палисадника).
Заметя новых гостей,
слуга подошел к ним с пивом и стаканами на подносе.
— Конечно, —
заметил Гаврила Афанасьевич, — человек он степенный и порядочный, не чета ветрогону…. Это кто еще въехал в ворота на двор? Уж не опять ли обезьяна заморская? Вы что зеваете, скоты? — продолжал он, обращаясь к
слугам: — бегите, отказать ему; да чтоб и впредь….
‹…›Однажды, когда мы шли, направляясь к главной улице, я
заметил невиданное в Ново-Миргороде явление: навстречу к нам шел по тротуару ливрейный
слуга и подойдя обратился ко мне со словами: «Елизавета Федоровна Петкович остановились в гостинице проездом на богомолье и просят вас пожаловать к ним, так как завтра рано утром уезжают».
Мне приходится говорить о романе дяди Петра Неофитовича, романе, о котором я никогда не
смел спросить кого-либо из членов семейства, а тем менее самого дядю, и хотя он известен мне из рассказов
слуг, вроде Ильи Афанасьевича, тем не менее несомненные факты были налицо.
— Ну, вздор! Что она
слуга, так и бросить ее! Тоже ведь живой человек; вот уж неделю по дорогам рыщем, тоже и ей посмотреть хочется. С кем же ей, кроме меня? Одна-то и нос на улицу показать не
посмеет.
Между тем время шло. Савелий по-прежнему настаивал об отъезде; Эльчанинов по-прежнему отыгрывался. Наконец, он, казалось, начал избегать оставаться вдвоем с своим приятелем, и всякий раз, когда это случалось, он или кликал
слугу, или сам выходил из комнаты, или призывал Анну Павловну. Савелий
замечал, хмурился и все-таки старался найти случай возобновить свои убеждения; но Эльчанинов был ловчее в этой игре: Савелью ни разу не случалось остаться наедине с ним.
В пустынный сад теперь забрести было некому, и нельзя было ожидать, чтобы кто-нибудь
заметил выбитое на антресолях окно; а покоевые
слуги и сенные девушки, вероятно, тоже или побиты, или заперты, или связаны, или же, если их эта беда и обминула, то тогда они не знают ничего и никто из них не
посмеет взойти наверх, пока их боярыня не сошлет вниз свою покоевку и кого-нибудь к себе не потребует.
Тетерев. Не хочу захотеть, ибо — противно мне. Мне благороднее пьянствовать и погибать, чем жить и работать на тебя и подобных тебе. Можешь ли ты, мещанин, представить себе меня трезвым, прилично одетым и говорящим с тобою рабьим языком
слуги твоего? Нет, не можешь… (Поля входит и при виде Тетерева пятится назад. Он,
заметив ее, широко улыбается и, кивая головой, говорит, протягивая ей руку.) Здравствуйте и не бойтесь… Я ничего не скажу вам больше… ибо всё знаю!
Судебный следователь. Очень хорошо. Одно позвольте вам
заметить, милостивая государыня, мы
слуги закона, но это не мешает нам быть людьми. И поверьте, что я понимаю вполне ваше положение и принимаю участие в нем. Вы были связаны с человеком, который тратил имущество, делал неверности, ну, одним словом, делал несчастье вам.
— Я тотчас вернусь, — сказал
слуга,
заметив, что Аян двинулся вслед за ним. — Подождите.
Великий, благоверный государь!
Царь Александр, твой ревностный
слуга,
Тебе на царстве кланяется земно.
Не попусти, о царь всея Руси,
Ему вконец погибнуть! Шах-Аббас
Безжалостно, безбожно разоряет
Иверию! Султан Махмет турецкий
Обрек ее пожарам и
мечу!
Ограблены жилища наши — жены
Поруганы — семейства избиенны —
Монастыри в развалинах — и церкви
Христовые пылают!